О ЧУДЕ

"...Ка­пита­лизм, со­ци­ализм - что луч­ше. Сей­час мно­го спо­рят об этом, осо­бен­но в свя­зи с тем, что про­ис­хо­дит в Рос­сии. Час­то при­водят в при­мер "ки­тай­ское чу­до", ко­торое приб­ли­зило Ки­тай к пер­венс­тву в ми­ре.  Но го­ворят по­нас­лышке, что прав­да, а что сказ­ки, не пой­мёшь. Вы час­то пи­шете о раз­ных стра­нах, а о Ки­тае мол­чи­те...".

( Из пись­ма в "Кру­гозор" мос­квич­ки На­ты).

За­меча­ние спра­вед­ли­вое.  Вот по­яви­лась воз­можность уз­нать о Ки­тае и его "чу­де", что на­зыва­ет­ся, из пер­вых рук. Свои "Ки­тай­ские ис­то­рии" пред­ло­жил "Кру­гозо­ру" аме­рика­нец Алек­сандр Мат­лин из Нью-Джер­си.

О се­бе

      По про­фес­сии я - ин­же­нер-стро­итель, спе­ци­алист по мор­ским пор­там.  В этом ка­чес­тве я про­рабо­тал бо­лее 30 лет в Аме­рике, а до то­го - 15 лет в Мос­кве, от­ку­да у­ехал в 1974-ом го­ду.

       По­мимо про­ек­ти­рова­ния при­чалов, в Мос­кве я за­нимал­ся тем, что пи­сал рас­ска­зы и фель­ето­ны и пуб­ли­ковал их в со­вет­ской пе­ри­оди­чес­кой пе­чати, глав­ным об­ра­зом - в жур­на­ле Кро­кодил. Тот же Кро­кодил од­нажды из­дал книж­ку мо­их со­чине­ний, го­норар за ко­торую я ис­тра­тил на от­каз от со­вет­ско­го граж­данс­тва и вы­ез­дную ви­зу. Это бы­ли, как го­ворят в Аме­рике, the best money I ever spent.

       В Аме­рике я про­дол­жал и про­дол­жаю про­ек­ти­ровать при­чалы и пи­сать рас­ска­зы и сти­хи, ко­торые пуб­ли­кую в аме­рикан­ских и из­ра­иль­ских рус­ско­языч­ных га­зетах и жур­на­лах.  В 2010 го­ду мос­ков­ское из­да­тель­ство "Ваг­ри­ус" вы­пус­ти­ло в свет мою кни­гу под наз­ва­ни­ем "На тро­их с ЦРУ" - пол­ное соб­ра­ние из­бран­ных рас­ска­зов и сти­хов.

Пре­дис­ло­вие

          Эти ис­то­рии на­писа­ны в 1991-м го­ду, пос­ле то­го, как я по де­лам служ­бы нес­коль­ко раз по­бывал в Ки­тае.  В те вре­мена Ки­тай толь­ко на­чал от­кры­вать­ся За­паду.  По­яв­ле­ние бе­лого че­лове­ка на ули­цах ки­тай­ско­го го­рода бы­ло ред­костью.  Тем бо­лее - бе­лого аме­рикан­ца.  Тем бо­лее - бе­лого аме­рикан­ца, го­воря­щего по-рус­ски. 

С тех пор мно­гое в Ки­тае из­ме­нилось.  Но что-то глав­ное ос­та­лось.  Неч­то та­кое, что, на­вер­ное, ни­ког­да не из­ме­нит­ся.  А мои ки­тай­ские ис­то­рии ста­ли чем-то вро­де ис­то­ричес­ких сви­детель­ств оче­вид­ца.  В этом ка­чес­тве они мо­гут пред­став­лять ин­те­рес для вас, до­рогой чи­татель.  Итак...

Я вер­нулся из Ки­тая

Пер­вый раз я про­был там це­лый ме­сяц.  И вот я вер­нулся до­мой, в свой род­ной штат Нью-Джер­си.  Зво­нит брат.

-  Ну, рас­ска­жи,- го­ворит.  -  Ка­кое са­мое силь­ное впе­чат­ле­ние?

-  Та­кое, - го­ворю, - что с про­дук­та­ми хо­рошо.  Ни­како­го де­фици­та.  За­ходишь в ма­газин - пол­но жрат­вы.  По­купай че­го хо­чешь.

Брат мол­чит, вид­но не ве­рит.  Я го­ворю:

- Прав­да, я не шу­чу.  Фрук­тов - на­валом.  На каж­дом ша­гу час­тни­ки тор­гу­ют.  Ман­да­рины, ба­наны, гру­ши - по­жалуй­ста.  "Ко­ка-ко­ла" и "Спрайт" в бан­ках про­да­ют­ся.  Та­кие же бан­ки, как у нас, толь­ко по-ки­тай­ски на­писа­но.

Брат ещё нем­но­го по­мол­чал, а по­том спра­шива­ет:

-  А со­ци­ализм там есть?

-  Есть, - го­ворю. - Сплош­ной со­ци­ализм.

-  И со­вет­ская власть есть?

-  Ещё ка­кая!

-  А де­фици­та нет?

- Нет, - го­ворю.  Со­ци­ализм есть, а де­фици­та нет.  И оче­редей нет.  Пром­то­варов в ма­гази­нах пол­но.  Ко­неч­но, не так, как в Аме­рике или, ска­жем, в Гон­конге, но ку­пить мож­но всё.  И одеж­да есть, и обувь, и вся­кая эта япон­ская элек­тро­ника. 

Вот та­кое впе­чат­ле­ние.  Шок, мож­но ска­зать.   По­диви­лись мы вмес­те с бра­том: ка­ких толь­ко чу­дес не уви­дишь за мо­рями-оке­ана­ми!  Тут те­бе и со­ци­ализм, тут те­бе и еда в ма­гази­нах.  Со­вет­ская власть есть, а оче­редей нет.  Как это у них по­луча­ет­ся?

Со­ци­ализм с че­лове­чес­ким ли­цом

Ког­да бы вы ни вклю­чили те­леви­зор, там идёт ка­кое-то пар­тсоб­ра­ние, или съ­езд, или что-то в этом ро­де.  Лю­ди на три­бунах про­из­но­сят ре­чи.  Иног­да они оде­ты в во­ен­ную фор­му, на пле­чах по­гоны.  Что го­ворят - не­понят­но, но ли­ца серь­ёз­ные, пол­ные от­ветс­твен­ности за ни­жес­то­ящий на­род.  Ес­ли нет съ­ез­да, тог­да мар­ши­ру­ют физ­куль­тур­ни­ки.  Или де­вуш­ки в на­ци­ональ­ных на­рядах со счас­тли­выми улыб­ка­ми по­ют что-то ра­дос­тное.

Один раз по­казы­вали фильм яв­но ро­ман­ти­чес­ко­го со­дер­жа­ния - про лю­бовь ки­тай­ца и рус­ской де­вуш­ки.  Ки­та­ец был кра­сивый, му­жес­твен­ный, а де­вуш­ка - так се­бе.  Чес­тно го­воря - за­мух­рышка.  Вид­но, луч­ше не наш­ли.  Они еха­ли в по­ез­де, за ок­ном рас­сти­лались род­ные прос­то­ры, и го­лос ска­зал до­воль­но чис­то по-рус­ски:

-  По­езд при­быва­ет, сто­ян­ка пять ми­нут.

Так я по­нял, что они при­еха­ли в Со­вет­ский Со­юз.  И точ­но, по­каза­ли веч­ный огонь, мо­гилу не­из­вес­тно­го сол­да­та, по­чёт­ный ка­ра­ул и ше­лес­тя­щие бе­рёзы.  Де­вуш­ка рас­тро­галась, при­пала к пле­чу ки­тай­ца.  Ещё силь­нее за­шелес­те­ли бе­рёзы, за­коло­сились прос­то­ры, и я вык­лю­чил те­леви­зор.  Ду­маю, что ро­ман за­кон­чился бла­гопо­луч­но, но ни­како­го на­мёка на секс по те­леви­зору всё рав­но не уви­дишь.  По­хоже, что те­ма сек­са в Ки­тае зап­ре­щена. 

Это це­ломуд­рие хо­рошо гар­мо­ниру­ет с го­сударс­твен­ной по­лити­кой ог­ра­ниче­ния рож­да­емос­ти.  Ки­тай­ской семье раз­ре­ша­ет­ся иметь од­но­го ре­бён­ка.  Об этом мне кон­фи­ден­ци­аль­но по­ведал один зна­комый мо­лодой че­ловек.

- А ес­ли за­ведё­те вто­рого ре­бён­ка, вас ждёт су­ровое на­каза­ние, - с грустью до­бавил он.

-  Ка­кое на­каза­ние? - спро­сил я, вздрог­нув, и в па­мяти всплыл ле­деня­щий ду­шу ки­тай­ский анек­дот про сте­рили­зацию с по­мощью двух кир­пи­чей.  

На­каза­ние ока­залось не та­ким эк­зо­тичес­ким, но не ме­нее жес­то­ким.  Про­винив­шихся суп­ру­гов мо­гут уво­лить с ра­боты без пра­ва пос­тупле­ния на дру­гую ра­боту.  Нет ра­боты - нет зар­пла­ты, нет ри­совых кар­то­чек, нет бал­лонно­го га­за и всех ос­таль­ных благ, ко­торые при­лага­ют­ся к ра­боте.

-  Как же тог­да жить? - спро­сил я и пок­раснел, вспом­нив, ка­кими глу­пыми нам ка­зались воп­ро­сы аме­рикан­цев о Со­вет­ском Со­юзе.

Мой со­бесед­ник снис­хо­дитель­но улыб­нулся и объ­яс­нил, что тог­да при­дёт­ся за­раба­тывать на жизнь ка­ким-ни­будь мел­ким биз­не­сом.  Нап­ри­мер, про­дажей ман­да­ринов с лот­ка или, ска­жем, по­чин­кой обу­ви.  И я по­дивил­ся муд­рости ки­тай­ских за­конов, ко­торые, ог­ра­ничи­вая рост на­селе­ния, од­новре­мен­но спо­собс­тву­ют раз­ви­тию час­тной ини­ци­ати­вы.

Опи­ум для на­рода

Ос­новная ре­лигия в Ки­тае - буд­дизм.  Есть там и му­суль­ма­не, есть нем­но­го хрис­ти­ан.  О ев­ре­ях ник­то ни­ког­да не слы­шал.  За вре­мя мо­его пре­быва­ния в Ки­тае я ви­дел с де­сяток буд­дий­ских хра­мов.  Все они по­хожи один на дру­гой.  Пе­ред вхо­дом го­рят крас­ные све­чи, ча­дят ка­кие-то бла­гово­ния, так, что не про­дох­нуть; на­вер­но, это и есть опи­ум для на­рода.

Внут­ри хра­ма на вас гля­дят сви­репые, чу­довищ­ных раз­ме­ров во­ины с ме­чами.  Их че­тыре, по чис­лу сто­рон све­та, и они ох­ра­ня­ют Буд­ду.  Сам Буд­да  - то­же ог­ромный, зо­лото­го цве­та, иног­да мно­гору­кий, а иног­да пу­затый, как в смеш­ных ки­тай­ских су­вени­рах, ко­торые про­да­ют у нас в Чай­на­та­уне.

На­роду в этих хра­мах всег­да пол­но - и внут­ри, и сна­ружи.  Ре­лигия не прес­ле­ду­ет­ся, не при­тес­ня­ет­ся, но, по­хоже, на­ходит­ся под зор­ким над­зо­ром го­сударс­тва, как и секс, как, впро­чем, и всё ос­таль­ное.

В од­ном ма­лень­ком го­роде я ви­дел храм, та­кой же, как все дру­гие хра­мы: кры­ша с заг­ну­тыми вверх уг­ла­ми, жёл­тые сте­ны.  Ря­дом шло стро­итель­ство ещё од­но­го, точ­но та­кого же хра­ма.  Уже был воз­ве­дён кар­кас, и стро­пила на уг­лах бу­дущей кры­ши уже за­гиба­лись вверх.  На ле­сах ви­село крас­ное по­лот­ни­ще, с ви­ду по­хожее на по­лити­чес­кий ло­зунг.  Я спро­сил пе­ревод­чи­ка, что там на­писа­но.  Он пе­ревёл:  "За­вер­шим стро­итель­ство хра­ма Бо­жия в сжа­тые сро­ки с от­личным ка­чес­твом!".

Ког­да рус­ский с ки­тай­цем бы­ли братья на­век

От­зву­ки тех да­лёких вре­мён всё ещё раз­да­ют­ся в Ки­тае сла­бым эхом.  То встре­тишь на ули­це урод­ли­вую до­потоп­ную ма­шину, ока­зыва­ет­ся - "Вол­га".  То вдруг за­метишь уди­витель­ную схо­жесть во­ен­ных зна­ков от­ли­чия.  То уви­дишь ин­же­нер­ные стан­дарты, му­читель­но зна­комые, яв­но ско­пиро­ван­ные с со­вет­ских, и по­ве­ет да­лёкой скуч­ной мо­лодостью.

Мо­лодёжь учит ан­глий­ский - и в шко­лах, и в ин­сти­тутах.  А кто пос­тарше, те учи­ли язык стар­ше­го бра­та - рус­ский.  Так что по­лови­на ки­тай­ско­го на­селе­ния зна­ет "спа­сибо", "до сви­данья" и то­му по­доб­ное.  Ма­шинис­тка по име­ни мисс Цо ра­дос­тно до­ложи­ла мне, ког­да нас поз­на­коми­ли, что она учи­ла в шко­ле рус­ский язык.  Это она ска­зала по-ки­тай­ски, че­рез пе­ревод­чи­ка.

- Ну, да­вай по­гово­рим, - об­ра­довал­ся я, пе­рехо­дя на рус­ский, но мои сло­ва упа­ли в пус­то­ту.  На­вер­но, мисс Цо бы­ла пло­хой уче­ницей.  Я ска­зал очень мед­ленно:

- Как.  Те­бя.  Зо­вут?

И это не по­мог­ло.  Я поп­ро­сил че­рез пе­ревод­чи­ка:

- Пусть ска­жет что-ни­будь.  Что пом­нит.

И мисс Цо с го­тов­ностью вы­ложи­ла на хо­рошем рус­ском язы­ке:

- На­ша пар­тия - ве­ликая, слав­ная и мо­гучая!

Боль­ше она ни­чего не пом­ни­ла.  По­хоже, что её пло­хая ус­пе­ва­емость ком­пенси­рова­лась иде­оло­гичес­кой под­ко­ван­ностью.

Пер­вая по­ез­дка по Ки­таю

Я жил в у­еди­нении, вда­ли от ци­вили­зации и ра­ботал по две­над­цать ча­сов в день, по­тому что всё рав­но де­лать бы­ло боль­ше не­чего, и по шесть дней в не­делю, по­тому что все в Ки­тае ра­бота­ют шесть дней в не­делю.  Суб­бо­та там не вы­ход­ной (мо­жет быть, по­это­му в Ки­тае нет ев­ре­ев?).  Но вот од­нажды нас­та­ло вос­кре­сенье, и я ска­зал, что хо­чу в го­род.

-  Ноу плоб­лем, - ска­зали мои гос­тепре­им­ные хо­зя­ева. - Бу­дет сде­лано.

При­ехал на джи­пе зас­тенчи­вый юно­ша Шао Ли и по­вёз ме­ня в го­род Нинь­гбо, бли­жай­ший центр ци­вили­зации.  До го­рода ки­ломет­ров со­рок по бе­тон­ной до­роге сре­ди яр­ко-жёл­тых по­лей цве­туще­го "мас­ля­ного рас­те­ния", из се­мян ко­торо­го, как нет­рудно до­гадать­ся, вы­дав­ли­ва­ют мас­ло.  Вес­ной со­берут уро­жай мас­ля­ных се­мечек, по­ля заль­ют во­дой и за­се­ют ри­сом.  В кон­це ле­та со­берут рис и ещё раз за­се­ют ри­сом.  Поз­дней осенью со­берут вто­рой уро­жай ри­са и по­се­ют мас­ля­ное рас­те­ние.  И так да­лее в те­чение сле­ду­ющей ты­сячи лет.  Всё это де­ла­ет­ся ру­ками час­тных фер­ме­ров, хо­тя зем­ля по-преж­не­му им не при­над­ле­жит, а да­на го­сударс­твом в арен­ду. 

Нес­мотря на вы­ход­ной день, на до­роге бы­ло мно­го ве­лоси­педис­тов.  Мне это по­каза­лось стран­ным.  Шао Ли бро­сил ба­ран­ку и зна­ками объ­яс­нил, что вос­кре­сенье - вы­ход­ной не для всех.  Мно­гие пред­при­ятия ра­бота­ют, а зна­чит, ра­бота­ют и лю­ди.  Все лю­ди в Ки­тае - ве­лоси­педис­ты.  Вот они и едут на ра­боту.

Шао Ли бе­зос­та­новоч­но гу­дел, но ве­лоси­педис­ты не ре­аги­рова­ли, а про­дол­жа­ли ехать кто как хо­чет: кто - с краю, кто - по­сере­дине, а кто - и во­об­ще по­перёк до­роги, с од­но­го края на дру­гой, не об­ра­щая ни­како­го вни­мания на ма­шину.  Что-то у них бы­ло не так с мен­таль­ностью - яв­но от­сутс­тво­вало чувс­тво стра­ха пе­ред быс­тро дви­жущим­ся пред­ме­том.  Но Шао Ли толь­ко гу­дел, а вов­се не нер­вни­чал и не ма­терил­ся, как, ка­залось бы, по­лага­лось шо­фёру.  Вре­мя от вре­мени он, не ме­ня­ясь в ли­це, сов­сем бы­ло, сши­бал этих не­воз­му­тимых ве­лоси­педис­тов, и я сла­бо вскри­кивал и хва­тал­ся за сер­дце.   Но нет, каж­дый раз ка­ким-то чу­дом об­хо­дилось.

Ма­шин на до­роге бы­ло ма­ло; го­раз­до ча­ще по­пада­лось эта­кое стран­ное дви­жуще­еся ус­трой­ство, по­хожее на ог­ромно­го тер­ми­та.   Они его на­зыва­ют трак­то­ром, но на са­мом де­ле это не трак­тор, а прос­то те­лега, зап­ря­жен­ная мо­тором.  Мо­тор со­вер­шенно от­кры­тый, с ма­хови­ком и при­вод­ным рем­нём, си­дит на двух­ко­лес­ной тач­ке-ка­тал­ке, и всё это прис­тёгну­то к те­леге спе­реди, на от­ши­бе.  Из­возчик рас­по­лага­ет­ся в те­леге, и в ру­ках у не­го вож­жи с ак­се­лера­тором.  И вот это умо­пом­ра­читель­ное ус­трой­ство, наг­ру­жен­ное чем угод­но,  с гро­хотом и ды­мом но­сит­ся по до­рогам Ки­тая, раз­ви­вая на­род­ное хо­зяй­ство.

Вдоль до­роги тес­ни­лись ка­кие-то нев­зрач­ные то ли ла­чуги, то ли скла­ды, но бы­ли и мно­гок­вартир­ные до­ма, уны­ло од­но­об­разные и впол­не сов­ре­мен­ные на вид.  Пей­заж был неп­ри­выч­ный, ка­кой-то ки­тай­ский:  вро­де бы - рав­ни­на, и до­рога пря­мая и плос­кая, но тут же по сто­ронам - го­ры.  На кру­том скло­не од­ной та­кой го­ры бы­ло клад­би­ще.  В Ки­тае при­нято хо­ронить лю­дей на го­ре, что­бы бли­же к не­бу, объ­яс­нил мне зна­ками Шао Ли.  При этом он за­рази­тель­но хо­хотал:  мысль о смер­ти его чрез­вы­чай­но сме­шила.

На на­шем пу­ти вдруг ока­зал­ся све­тофор, а пос­ле не­го на­чалось что-то не­ожи­дан­ное: но­вые мо­дер­но­вые зда­ния, ухо­жен­ные лу­жай­ки, ка­кие-то абс­трак­тные скуль­пту­ры.  Шао Ли сно­ва бро­сил ба­ран­ку и зна­ками объ­яс­нил, что мы на­ходим­ся в зо­не сво­бод­но­го эко­номи­чес­ко­го раз­ви­тия.  Он вкрат­це ос­та­новил­ся на прин­ци­пах час­тных ин­вести­ций и зна­ками раз­вил идею прив­ле­чения инос­тран­ных ка­пита­лов­ло­жений в хо­зяй­ство Ки­тай­ской На­род­ной Рес­публи­ки.  Зо­на вско­ре кон­чи­лась, и опять пош­ли жёл­тые по­ля, без­мя­теж­ные ве­лоси­педис­ты-са­мо­убий­цы и ха­лупы, по­хожие то ли на до­ма, то ли на ам­ба­ры, то ли бро­шен­ные, то ли не­дос­тро­ен­ные.

Так про­дол­жа­лось ещё с пол­ча­са, а по­том до­ма ста­ли рас­ти, об­сту­пая до­рогу, жёл­тые по­ля ис­чезли, и мы въ­еха­ли в го­род.  Здесь ту­ча ве­лоси­педис­тов сгус­ти­лась нас­толь­ко, что мне по­каза­лось, буд­то на ули­це по­тем­не­ло.  Ес­ли вы, чи­татель, ког­да-ни­будь пла­вали под во­дой в тро­пичес­ких мо­рях, то я вам мо­гу лег­ко опи­сать это ощу­щение.  Это - ког­да по­пада­ешь в ко­сяк мел­кой ры­бы, и она стре­митель­но не­сёт­ся навс­тре­чу, слов­но се­реб­ря­ный сне­гопад, но ни од­на рыб­ка те­бя не за­дева­ет. Шао Ли про­дол­жал не­воз­му­тимо гу­деть, но ско­рос­ти не сбав­лял.  Я про­дол­жал сла­бо вскри­кивать и хва­тать­ся за сер­дце, а ве­лоси­педис­ты нес­лись навс­тре­чу, об­те­кая нас, но не за­девая.  На­конец, эта пре­дын­фарк­тная ез­да кон­чи­лась, и мы за­пар­ко­вались. Я пе­ревёл дух.

В тол­пе   

Ули­цы ки­тай­ских го­родов, и боль­ших, и ма­лень­ких, ки­шат на­родом.  Вы ви­дите и ощу­ща­ете, как ве­лико на­селе­ние этой стра­ны - чуть ли не пол­то­ра мил­ли­ар­да че­ловек.  Каж­дый чет­вёртый че­ловек на зем­ле - ки­та­ец.  Ес­ли сло­жить вмес­те США и Рос­сию, и то по­лови­ны Ки­тая не на­берёт­ся.  Страш­но по­думать!

          Тол­па выг­ля­дит до­воль­но пес­тро.  Вре­мена си­них ма­оц­зе­дунов­ских френ­чей уш­ли в прош­лое, и те­перь на ули­цах ца­рят яр­кие цве­та; это праз­дник пер­вой да­рован­ной сво­боды - сво­боды оде­вать­ся.  Сре­ди мо­лодых лю­дей в мо­де чёр­ные ко­жаные кур­тки, но это не убав­ля­ет ца­рящей в го­роде пес­тро­ты.

          За ме­сяц пре­быва­ния в Ки­тае я по­бывал в трёх боль­ших го­родах, в том чис­ле в Шан­хае, и в нес­коль­ких ма­лень­ких.  Я бы­вал на ули­це днём и ве­чером, в ра­бочие дни и в вы­ход­ные, в цен­тре и на ок­ра­инах.  И плот­ность тол­пы ни­ког­да не спа­дала.  И в этой тол­пе, за­меть­те, все бы­ли ки­тай­ца­ми.  Кро­ме ме­ня.  На ме­ня ог­ля­дыва­лись.  Рас­кры­вали рты.  Иног­да по­казы­вали паль­ца­ми.  Иног­да сдер­жанно хи­хика­ли.  Впер­вые в жиз­ни я ис­пы­тал это чувс­тво - быть внеш­не не та­ким, как все, и мне ста­ло не по се­бе.  За­хоте­лось по­жел­теть и при­щурить­ся. 

          Взрос­лое на­селе­ние ещё как-то соб­лю­дало при­личия.  Мо­им нес­часть­ем бы­ли де­ти.  Эти не­годяи ре­аги­рова­ли на ме­ня так, как буд­то уви­дели жи­вого пте­родак­ти­ля.  Они вскри­кива­ли, дёр­га­ли друг дру­га за ру­кав, что­бы, не дай Бог, друг не про­пус­тил зре­лища, они хо­хота­ли до слёз.  Од­на де­воч­ка, взгля­нув на ме­ня, за­виз­жа­ла так, что на ули­цах Шан­хая ос­та­нови­лись трол­лей­бу­сы.  Один маль­чик зап­ла­кал от стра­ха.  Я стал пря­тать­ся при ви­де скоп­ле­ния де­тей.  Я пой­мал се­бя на том, что зло­радс­твую по по­воду за­кона, ог­ра­ничи­ва­юще­го де­торож­де­ние в Ки­тай­ской На­род­ной Рес­публи­ке.

За­гад­ка час­тной ини­ци­ати­вы

          На­ходясь в Ки­тае, я ред­ко ос­та­вал­ся один.  Ку­да бы я ни ехал, ме­ня соп­ро­вож­да­ли, как ми­нимум, два че­лове­ка - шо­фёр и пе­ревод­чик, а за­час­тую ещё и ка­кой-ни­будь лю­боз­на­тель­ный друг шо­фёра или друг пе­ревод­чи­ка.  Но од­нажды, уже воз­вра­ща­ясь в Аме­рику, я про­вёл це­лый день в оди­ночес­тве.  Это бы­ло в Хонг­чжу, в пре­лес­тном го­роде, од­ном из са­мых зна­мени­тых ту­рист­ских мест Ки­тая.  Не так дав­но, лет, мо­жет, ты­сячу или две на­зад, Хонг­чжу был сто­лицей, и с тех пор в нём сох­ра­нились па­мят­ные ис­то­ричес­кие мес­та, ове­ян­ные аро­матом ле­генд, и мно­жес­твом боль­ших и ма­лень­ких Будд, вы­сечен­ных в ска­лах. 

          Го­род ле­жит на бе­регу жи­вопис­но­го озе­ра, по ко­торо­му изящ­но раз­бро­саны ис­кусс­твен­ные ос­тро­ва, сде­лан­ные людь­ми в раз­личные пе­ри­оды ки­тай­ской ис­то­рии. 

          Был ти­хий сол­нечный день, тол­пы лю­дей сло­нялись по бе­регам озе­ра, и сре­ди них бро­дил я, оди­нокий монстр, стра­да­ющий ком­плек­сом не­пол­но­цен­ности от внеш­ней не­похо­жес­ти на дру­гих.  Вдоль тро­ту­аров тес­ни­лись час­тные тор­говцы вся­кой вся­чиной - фрук­та­ми, оре­хами, ко­ка-ко­лой, де­шёвы­ми са­модель­ны­ми су­вени­рами.  Иног­да по­пада­лись эк­зо­тичес­ки оде­тые мо­лодые лю­ди; по-мо­ему, это бы­ли кол­ду­ны или зна­хари.  Они про­дава­ли ка­кие-то по­рош­ки, кор­ни, че­репа и кос­ти ди­ких зве­рей, что-то пу­шис­тое или зу­бас­тое, на­водя­щее жуть.  Всег­да в их ре­пер­ту­аре бы­ла за­сушен­ная ког­тистая ла­па тиг­ра.  Тигр сим­во­лизи­ру­ет си­лу и му­жес­твен­ность.  То ли они про­дава­ли эту ла­пу це­ликом, то ли прос­то да­вали пот­ро­гать, это­го я так и не по­нял.

          Озе­ро бы­ло усе­яно лод­ка­ми с ту­рис­та­ми; ещё боль­ше та­ких ло­док сто­яло вдоль бе­рега, и их вла­дель­цы за­зыва­ли про­хожих.  Ес­тес­твен­но, я был для них же­лан­ной до­бычей.  По-ан­глий­ски они не го­вори­ли, а мол­ча хва­тали ме­ня за ру­кав, по­казы­вали кар­ту озе­ра и ты­кали паль­цем в ос­тро­ва, на ко­торые они го­товы бы­ли ме­ня не­мед­ленно от­грес­ти за трид­цать шесть ю­аней.  Це­на бы­ла при­лич­ная, око­ло се­ми дол­ла­ров, и я, как вся­кий ува­жа­ющий се­бя аме­рика­нец, не мог поз­во­лить се­бе пасть жер­твой пер­во­го же пред­ло­жения без срав­не­ния ва­ри­ан­тов. 

          За­нятие это ока­залось бес­смыс­ленным: все лод­ки бы­ли оди­нако­выми, тя­жёлы­ми де­ревян­ны­ми чел­на­ми, в ко­торых гре­бец си­дел на кор­ме с од­ним вес­лом, и це­на бы­ла всег­да од­на и та же - трид­цать шесть ю­аней.  Так к мо­ему стра­данию от ком­плек­са не­пол­но­цен­ности до­бави­лось ещё и стра­дание от не­воз­можнос­ти сде­лать вы­бор.  А глав­ное, му­чила за­гад­ка: как при яв­ном на­личии всех эле­мен­тов сво­бод­но­го пред­при­нима­тель­ства, а имен­но - час­тной ини­ци­ати­вы, кон­ку­рен­ции и пред­ло­жения, пре­выша­юще­го спрос, как при всём этом не бы­ло хо­тя бы ми­нималь­но­го, но ес­тес­твен­но­го ко­леба­ния в це­не и ка­чес­тве сер­ви­са?  И тут по­дошёл мо­лодой че­ловек и ска­зал с на­порис­той веж­ли­востью:

- Would you like to take my boat, sir?  (Не хо­тите ли взять мою лод­ку, сэр?)

Так вдруг ре­шилась проб­ле­ма вы­бора и заб­резжи­ла воз­можность поз­нать тай­ну биз­не­са на озе­ре Хонг­чжу.

-  Да, ко­неч­но, - от­ве­тил я с дос­то­инс­твом. - Ко­неч­но я would like, че­го там.

Мо­лодой че­ловек из­влёк за­мусо­лен­ную кар­ту озе­ра и по­казал мне три ос­тро­ва, на ко­торые он ме­ня сей­час же от­гре­бёт с воз­вра­том на преж­нее мес­то.  Це­на трид­цать шесть ю­аней.

-  Даю трид­цать, - ска­зал я и за­та­ил ды­хание.

-  Не мо­гу, сэр, - огор­чился мо­лодой че­ловек. - Це­на - трид­цать шесть.

-  Ну, тог­да так: я пла­чу трид­цать, а ты гре­бёшь ме­ня не на три, а на два ос­тро­ва.  Идёт?

-  Вы мо­жете не ез­дить на тре­тий ос­тров, ес­ли не хо­тите, сэр, - ска­зал мо­лодой че­ловек. - Но це­на всё рав­но - трид­цать шесть.

- Тог­да так: ты ме­ня от­ве­зёшь на все три ос­тро­ва, а по­том ещё на дру­гой бе­рег.  И я пла­чу за это не трид­цать шесть, а со­рок пять. До­гово­рились?

-  Я вас от­ве­зу на дру­гой бе­рег, ес­ли хо­тите, сэр, - тер­пе­ливо ска­зал мо­лодой че­ловек. - Но це­на всё рав­но трид­цать шесть.

Я сдал­ся, и мы поп­лы­ли.  На­чина­ло смер­кать­ся, от озе­ра пах­ло све­жей сы­ростью.  Над на­ми ви­села бес­ко­неч­ная ти­шина ве­ков, и в неё вкрад­чи­во впле­тал­ся плеск вес­ла.  Впе­реди мед­ленно над­ви­гал­ся по­рос­ший ле­сом ос­тров, рас­по­ложе­ние ко­торо­го оп­ре­дели­ла не при­рода, а им­пе­ратор пять­сот лет на­зад.

 -  Ос­тров пос­тро­ен во вре­мена ди­нас­тии Мин, - объ­яс­нил мой эк­скур­со­вод. - Его стро­или нес­коль­ко по­коле­ний.  Мо­жете пред­ста­вить?

Это я пред­ста­вил се­бе очень жи­во - как ты­сячи ки­тай­цев ко­па­ют зем­лю и во­зят её в лод­ках, не­от­ли­чимых от той, в ко­торой мы плы­ли сей­час, в кон­це двад­ца­того ве­ка.  Ес­ли бы этот ос­тров стро­или се­год­ня, тех­ни­ка стро­итель­ства бы­ла бы точ­но та­кой же. 

-  Вход на ос­тров плат­ный, но зап­ла­чу я, это вхо­дит в це­ну, - ска­зал мой про­вожа­тый. - Вы мо­жете про­гулять­ся по ос­тро­ву, а я по­дож­ду в лод­ке.  На про­тиво­полож­ной сто­роне есть ма­лень­кое ка­фе.  Предъ­яви­те свой би­лет, и они вам да­дут чаю, это то­же вхо­дит в це­ну. 

Мо­лодой че­ловек снос­но го­ворил по-ан­глий­ски, но ког­да от­сту­пал от ра­зучен­ной те­мы, его ста­нови­лось труд­но по­нимать.  Тем не ме­нее я ра­зоб­рал, что он - ин­же­нер, ра­бота­ет пол­ный ра­бочий день, шесть дней в не­делю, а на седь­мой день под­ра­баты­ва­ет, ка­тая ту­рис­тов по озе­ру. Это ему нра­вит­ся го­раз­до боль­ше, чем карь­ера ин­же­нера.  Нас­тал мой час про­ник­нуть в сек­рет ки­тай­ской час­тной ини­ци­ати­вы.

-  Ска­жите, по­жалуй­ста, - поп­ро­сил я, -  по­чему вы, вла­делец лод­ки и час­тный пред­при­нима­тель, про­сите од­ну и ту же це­ну за ра­боту, не­зави­симо от то­го, сколь­ко вре­мени она зай­мёт?  По­чему вы от­ка­зыва­етесь за­рабо­тать боль­ше, ког­да вам пред­ла­га­ют?  По­чему у вас и у всех ва­ших кон­ку­рен­тов оди­нако­вые це­ны?  По­чему, чёрт возь­ми, вы всё де­ла­ете на­пере­кор ло­гике биз­не­са?

-  По­тому, - грус­тно от­ве­чал мо­лодой че­ловек, - что лод­ка эта не моя, а го­сударс­твен­ная.  И це­ну ус­та­новил не я, а го­сударс­тво.  И сколь­ко рей­сов я сде­лаю в день, го­сударс­тво зна­ет, по­тому что на каж­дом ос­тро­ве си­дит офи­ци­аль­ный сог­ля­датай, ко­торый за­писы­ва­ет но­мера ло­док и сда­ёт го­сударс­тву ежед­невные от­чё­ты.  Так что моё - это все­го лишь про­цен­ты, ус­та­нов­ленные, опять же, го­сударс­твом.  Впро­чем, и то неп­ло­хо.

Он яв­но был оп­ти­мис­том, этот мо­лодой ин­же­нер.

-  Мне дос­та­ёт­ся боль­ше кли­ен­тов, чем дру­гим, - объ­яс­нил он, -  пос­коль­ку я единс­твен­ный на озе­ре, кто го­ворит по-ан­глий­ски.  Так что я ча­ще, чем дру­гие, во­жу инос­тран­ных дру­зей вро­де вас.

Раз­ве это не уди­витель­но? - по­думал я. - Да­же в ус­ло­ви­ях жёс­тко­го го­сударс­твен­но­го кон­тро­ля зна­ние инос­тран­но­го язы­ка мо­жет при­носить поль­зу.  И мне вспом­ни­лась ста­рая, но по­учи­тель­ная прит­ча о поль­зе зна­ния язы­ков.  Кош­ка пог­на­лась за мыш­кой.  Мыш­ка ус­пе­ла юр­кнуть в нор­ку.  Кош­ка се­ла пе­ред нор­кой и ста­ла ждать, но мыш­ка не вы­леза­ла.  Тог­да кош­ка за­ла­яла со­бакой.  Мыш­ка ре­шила, что со­бака прог­на­ла кош­ку, и вы­лез­ла из нор­ки.  И кош­ка её съ­ела.  Мо­раль: бу­дешь знать инос­тран­ный язык - всег­да бу­дешь сыт

Всег­да го­тов!

По­мимо ис­то­ричес­ких дос­топри­меча­тель­нос­тей, ко­торы­ми сла­вен го­род Хонг­чжу, я ви­дел там од­ну дос­топри­меча­тель­ность впол­не сов­ре­мен­ную - дом пи­оне­ров.  Ес­ли не знать, что это дом пи­оне­ров, его мож­но бы­ло бы при­нять за ка­кой-ни­будь дво­рец им­пе­рато­ра или буд­дий­ский храм или за ещё что-ни­будь су­пер-ки­тай­ское: тра­дици­он­ная ста­рин­ная ар­хи­тек­ту­ра - кры­ши, заг­ну­тые вверх по уг­лам.  Но не знать бы­ло не­воз­можно.  Пе­ред зда­ни­ем рас­по­лага­лась скуль­птур­ная груп­па из трёх пи­оне­ров.  Один тру­бил в горн, дру­гая (де­воч­ка) би­ла в ба­рабан, тре­тий, в се­реди­не, са­мый хо­роший маль­чик, вы­соко дер­жал что-то важ­ное и тор­жес­твен­ное, на­вер­но, честь ки­тай­ско­го пи­оне­ра.

Да, это бы­ли те са­мые при­мер­ные маль­чи­ки и де­воч­ки, ко­торые всег­да го­товы.  Всег­да и на всё.  Осоз­нав это, я по­чувс­тво­вал лёг­кую тош­но­ту, ко­торая быс­тро сме­нилась ра­достью от соз­на­ния то­го, что я уже мно­го лет не при­над­ле­жу к при­нуди­тель­ной иде­оло­гии этих слав­ных маль­чи­ков и де­вочек.        

Инос­тран­ные друзья

Ны­неш­ний Ки­тай флир­ту­ет с За­падом.

Впро­чем - нет, это не флирт.  Это страсть.  Это вос­торг и эй­фо­рия от­то­го, что поз­во­лено то, что рань­ше бы­ло под зап­ре­том.  От­ту­да, с За­пада, при­ходят ко­ка-ко­ла, инос­тран­ные зай­мы и на­деж­да на луч­шую жизнь.  От­ту­да ве­ют вет­ры ци­вили­зации.  И, ко­неч­но же, са­мый луч­ший, са­мый же­лан­ный, са­мый за­пад­ный За­пад - это Аме­рика.  Аме­рику лю­бит ки­тай­ское пра­витель­ство.  Аме­рику лю­бит ки­тай­ский на­род.  Ши­рокие мас­сы ра­зучи­ли сло­во: "hello", и я был жер­твой это­го не­хит­ро­го об­ра­зова­ния. 

-  Хел­ло! - вре­мя от вре­мени слы­шал я из тол­пы.  Я ки­вал го­ловой, дру­желюб­но улы­бал­ся и от­ве­чал в сто­рону ок­ри­ка:

-  Хел­ло, хел­ло! 

Это при­води­ло тол­пу в вос­торг.

Од­на жен­щи­на, про­давав­шая су­вени­ры, ми­нут де­сять тол­ко­вала со мной, поль­зу­ясь од­ним сло­вом "хел­ло", и мы неп­ло­хо по­нима­ли друг дру­га.  Сна­чала она крик­ну­ла "хел­ло", и я ог­ля­нул­ся.  Тог­да она ска­зала "хел­ло", по­мани­ла паль­цем, и я сра­зу по­нял, что "хел­ло" оз­на­чало "иди сю­да".  Ког­да я по­дошёл, она ска­зала "хел­ло" и по­каза­ла де­ревян­но­го Буд­ду с го­лым пу­зом.  Я, как мог, пох­ва­лили Буд­ду, но объ­яс­нил, что по­купать его не хо­чу.  Дес­кать, с Буд­да­ми у ме­ня сей­час хо­рошо.  Жен­щи­на по­ложи­ла Буд­ду, за­говор­щицки ска­зала "хел­ло" и по­каза­ла мне ма­лень­кий ке­рами­чес­кий чай­ник.  Мол, не хо­чешь Буд­ду, и не на­до, "хел­ло" с ним, с Буд­дой, а вот чай­ник - дру­гое де­ло, это уж "хел­ло" - так "хел­ло".  Я от­ка­зал­ся от чай­ни­ка то­же, и жен­щи­на тут же за­была об этом за­меча­тель­ном чай­ни­ке, ра­дос­тно зак­ри­чала "хел­ло", хлоп­ну­ла ме­ня по пле­чу и про­дала мне за два ю­аня на­бор ки­тай­ских па­лочек.

Что го­ворить, инос­тран­цев лю­бят.  Лю­бят так неж­но, что сло­во foreigners, то есть "инос­тран­цы" прак­ти­чес­ки изъ­ято из об­ра­щения.  Вмес­то не­го го­ворят foreign friends, "инос­тран­ные друзья".  Ма­газин для инос­тран­цев су­щес­тву­ет в каж­дом боль­шом го­роде и на­зыва­ет­ся Friendship Store, "Ма­газин Друж­ба".

- Это ма­газин, в ко­тором инос­тран­ные друзья по­купа­ют су­вени­ры на дру­жес­твен­ную нам ва­люту, - объ­яс­ни­ли мне мои мес­тные друзья.         

-  Вон та кас­са - для инос­тран­ных дру­зей.  (Это бы­ло на вок­за­ле; во все ос­таль­ные кас­сы плот­но да­вилось ко­рен­ное на­селе­ние.)

-  Эта гос­ти­ница пос­тро­ена по про­ек­ту инос­тран­ных дру­зей.  В ней жи­вут инос­тран­ные друзья.

На­до ска­зать, что с гос­ти­ница­ми у инос­тран­ных дру­зей проб­лем нет.  Гос­ти­ниц дос­та­точ­но в лю­бом го­роде, це­ны на них уме­рен­ные, ка­чес­тво хо­рошее, а иног­да пре­вос­ходное. Ко­личес­тво об­слу­жива­юще­го пер­со­нала в оте­ле про­пор­ци­ональ­но на­селе­нию стра­ны.  Два че­лове­ка сто­ят на ули­це, от­кры­ва­ют две­ри ма­шин и го­ворят good morning (доб­рое ут­ро).  Дру­гие два обу­чены го­ворить good evening (доб­рый ве­чер); они ра­бота­ют во вто­рую сме­ну.  Ещё нес­коль­ко че­ловек от­кры­ва­ют и зак­ры­ва­ют две­ри оте­ля, а ещё нес­коль­ко го­товы в лю­бой мо­мент от­нести лю­бой че­модан на лю­бой этаж.  Ча­евых не бе­рут, это в Ки­тае не по­ложе­но. (Впро­чем, мо­жет, и взя­ли бы, да ник­то не да­ёт, по­тому что счи­та­ет­ся, что не по­ложе­но; су­щес­тву­ет ли вы­ход из это­го ло­гичес­ко­го ла­бирин­та?) 

Я во­шёл в Шан­хай­ский отель Хил­тон без пред­ва­ритель­но­го звон­ка из гор­ко­ма, без пись­ма из гор­со­вета, без бро­ни Ин­ту­рис­та, и во­об­ще без вся­кой бро­ни.  Прос­то за­шёл с ули­цы, поп­ро­сил но­мер, за­пол­нил кар­точку и по­лучил ключ.  Я хо­тел предъ­явить пас­порт, но на не­го да­же не пос­мотре­ли.  Моё ра­совое от­ли­чие ис­полня­ло роль до­кумен­та.

-  Бо­же, Бо­же, - ду­мал я, под­ни­ма­ясь в лиф­те на сем­надца­тый этаж и вспо­миная рас­ска­зы дру­зей о со­вет­ских гос­ти­ницах, где за двес­ти дол­ла­ров в день вам да­ют гряз­но­ватую ком­на­ту с двад­ца­типя­тис­ве­човой лам­почкой и од­ним по­лотен­цем ве­личи­ной с но­совой пла­ток, - Бо­же, по­чему та­кая раз­ни­ца?  По­чему один ком­му­низм ока­зал­ся нас­толь­ко глу­пее и бес­со­вес­тнее дру­гого ком­му­низ­ма?

Ста­лин и Мао слу­ша­ют нас

Од­нажды, про­быв в Ки­тае уже не­малое вре­мя, я поз­во­лил се­бе по­шутить.  Мы си­дели в мо­ём офи­се вдво­ём с при­яте­лем, ев­ро­пей­цем, ко­торый пос­то­ян­но ез­дит в Ки­тай по де­лам сво­его биз­не­са и неп­ло­хо изу­чил нра­вы этой стра­ны.  У нас бы­ло хо­рошее нас­тро­ение, мы рас­ска­зыва­ли анек­до­ты, шу­тили и хо­хота­ли.  Вот тут я и ска­зал (вид­но, приш­лось к сло­ву), что, дес­кать, хо­рошо, что Ки­тай - ком­му­нис­ти­чес­кая стра­на, а то бы они то­же, как Япо­ния, по­били нас во всех об­ластях эко­номи­ки. 

Мой при­ятель вдруг пе­рес­тал хо­хотать и на­чал ки­вать го­ловой и хло­пать ме­ня по пле­чу, яв­но одоб­ряя шут­ку, но де­лал это мол­ча, од­новре­мен­но прик­ла­дывая па­лец к гу­бам и по­казы­вая ку­да-то в не­оп­ре­делён­ном нап­равле­нии, то ли вверх, то ли за сте­ну.  Поз­же, ког­да мы на­ходи­лись на ули­це, он ска­зал мне кон­фи­ден­ци­аль­но:

-  Ви­дишь ли, они, ко­неч­но, лю­бят нас, инос­тран­ных дру­зей, но луч­ше по­мал­ки­вать.  Ни­ког­да не зна­ешь, где мо­гут сто­ять мик­ро­фоны и ка­кие твои пись­ма и фак­сы пер­люс­три­ру­ют­ся.   Так что будь ос­то­рожен.  Вы, аме­рикан­цы, очень на­ив­ны. 

Вот та­кие де­ла.  Друж­ба друж­бой, но луч­ше по­мал­ки­вать.  Ста­лин и Мао слу­ша­ют нас.  Слу­ша­ют нас.  Слу­ша­ют нас. 

Хо­лод­ный юж­ный Ки­тай

В ос­новном мои кон­такты с мес­тным на­селе­ни­ем ог­ра­ничи­вались  кол­ле­гами по ра­боте в пре­делах офи­са или ком­на­ты для со­веща­ний.  Но од­нажды я всё-та­ки по­пал в час­тную квар­ти­ру. Ме­ня приг­ла­сил зай­ти мой пе­ревод­чик Шао Чжан, и я с удо­воль­стви­ем при­нял его приг­ла­шение. 

Шао Чжан, сов­сем ещё мо­лодой че­ловек, жи­вёт вдво­ём со сво­ей та­кой же мо­лодой же­ной в ма­лень­кой двух­комнат­ной квар­ти­ре в блоч­ном (а мо­жет па­нель­ном) до­ме.  Для па­ры мо­лодо­жёнов та­кая квар­ти­ра - рос­кошь.  Яв­но Шао Чжан, нес­мотря на свои юные го­ды, вхо­дит в при­виле­гиро­ван­ный класс; он ра­бота­ет с инос­тран­ца­ми и ез­дит за гра­ницу.

Был ме­сяц март, в квар­ти­ре сто­ял со­бачий хо­лод, и я по­нял, что мо­лодо­жёны, сог­ре­тые лю­бовью, эко­номят на отоп­ле­нии.  Я де­ликат­но спро­сил, ка­кая у них в до­ме сис­те­ма отоп­ле­ния.     

-  Нет отоп­ле­ния, ноу плоб­лем, - разъ­яс­нил хо­зя­ин.

-  Как, во­об­ще нет?

-  Во­об­ще нет, ноу плоб­лем. 

-  А как же зи­мой?

-  Зи­мой - ноу плоб­лем.

Ока­залось, что отоп­ле­ния в жи­лых до­мах нет на всей тер­ри­тории Ки­тая юж­нее ре­ки Ян­цзы.  Не по­ложе­но. Так пра­витель­ство с ге­ни­аль­ной прос­то­той ре­шило слож­ную ин­же­нер­но-эко­номи­чес­кую за­дачу.

          -  С инос­тран­ны­ми друзь­ями од­на проб­ле­ма, - по­жало­вал­ся мне Шао Чжан, - им нуж­но теп­ло.

          Дей­стви­тель­но, в мо­ём офи­се и в мо­ей квар­ти­ре всег­да бы­ли вклю­чены на пол­ную мощ­ность элек­три­чес­кие обог­ре­вате­ли.  Боль­ше их ниг­де не бы­ло. Мои кол­ле­ги-ки­тай­цы на­дева­ли по шесть сви­теров. Осоз­нав это, я ус­ты­дил­ся.  С дру­гой сто­роны, луч­ше сты­дить­ся в теп­ле, чем гор­дить­ся в хо­лоде.

          Гам бей!

          Ки­тай­цы лю­бят бан­ке­ты.  На бан­ке­тах мно­го едят, мно­го пь­ют, а ещё боль­ше зас­тавля­ют пить дру­гих.  Ду­маю, что этот обы­чай на­силь­ствен­но­го гос­тепри­имс­тва об­ра­щён глав­ным об­ра­зом на инос­тран­цев, пар­дон, инос­тран­ных дру­зей.  Чем важ­нее друг, тем ин­тенсив­нее его на­силу­ют.  В то же вре­мя, чем боль­ше он, инос­тран­ный друг, мо­жет вы­пить, тем креп­че его ува­жа­ют.  Ну, со мной-то у них труд­ностей не бы­ло.  Ме­ня не на­до бы­ло дол­го уго­вари­вать, у ме­ня за пле­чами был жес­то­кий со­вет­ский опыт.  Так что на пер­вом же бан­ке­те, ус­тро­ен­ном в честь мо­его при­ез­да, я за­во­евал лю­бовь и ува­жение ки­тай­ско­го на­рода.

          Си­дели, как по­лага­лось, за круг­лым сто­лом, се­реди­ну ко­торо­го за­нима­ла круг­лая вра­ща­юща­яся плат­форма.  На этой плат­форме каж­дую ми­нуту воз­ни­кало но­вое блю­до, од­но при­чуд­ли­вее дру­гого, и каж­дое блю­до бы­ло про­из­ве­дени­ем тон­ко­го вос­точно­го ис­кусс­тва.  Плат­форму кру­тили, что­бы все мог­ли по­любо­вать­ся на это вос­хи­титель­ное тво­рение, а по­том уно­сили рас­кла­дывать по ин­ди­виду­аль­ным та­релоч­кам.  Все­го та­ких блюд бы­ло по­дано за вре­мя бан­ке­та, на­вер­но, пят­надцать или двад­цать.  Все они бы­ли прек­расны, но мень­ше все­го по­ходи­ли на зна­комую нам ки­тай­скую еду в аме­рикан­ском ис­полне­нии. 

          Пи­ли, в ос­новном, на­питок, по­хожий на са­ке, толь­ко тём­но­го конь­яч­но­го цве­та.  Его на­зыва­ют жёл­тым ви­ном.  Пь­ют его тёп­лым, а иног­да в рюм­ку кла­дут ма­лень­кий су­шёный фрукт, при­да­ющий ви­ну до­пол­ни­тель­ный аро­мат.  Пь­ют зал­пом, при этом кри­чат "Гам бей!", что зна­чит "До дна!".  Тос­тов не про­из­но­сят, но ес­ли кто-ни­будь ска­зал что-ни­будь смеш­ное или прос­то ум­ное, по­яв­ля­ют­ся же­ла­ющие с ним вы­пить.  Так что пь­ют не обя­затель­но все сра­зу, а груп­па­ми по два-три или бо­лее.   

          Толь­ко мы прис­ту­пили к тра­пезе, как кто-то ме­ня спра­шива­ет, нра­вит­ся ли мне ки­тай­ская еда.  Воп­рос за­дал ка­кой-то важ­ный че­ловек, на­чаль­ник.  По­тому что те, ко­торые не на­чаль­ни­ки, во­об­ще мол­чат.  На­чаль­ник за­дал этот воп­рос, и тут все ра­зом за­мол­ча­ли.  Да­же же­вать пе­рес­та­ли.  Ждут, что я от­ве­чу.

          Я го­ворю на­чаль­ни­ку: очень нра­вит­ся.  За сто­лом во­зоб­но­вилось же­вание, все улы­ба­ют­ся, ки­ва­ют го­лова­ми.  От­вет мой одоб­ря­ют.  Сам на­чаль­ник на это за­яв­ля­ет, что хо­чет со мной вы­пить.  И мы, ко­неч­но, вста­ём и вы­пива­ем.  В это же вре­мя под­бе­га­ет слу­га с чай­ни­ком и сно­ва на­пол­ня­ет мою рюм­ку этим тёп­лым ри­совым ви­ном.  Та­кие пра­вила: рюм­ка не дол­жна быть пус­той.  Для то­го тут и слу­га сто­ит на­гото­ве.  А чай­ни­чек у не­го ма­лень­кий та­кой, алю­мини­евый, но ви­но в нём по­чему-то ни­ког­да не кон­ча­ет­ся. 

             Тут дру­гой на­чаль­ник, ещё бо­лее важ­ный, спра­шива­ет, а ка­кая еда, по мо­ему мне­нию, луч­ше - аме­рикан­ская или ки­тай­ская?  Очень де­ликат­ные лю­ди: за­да­ют воп­ро­сы, на ко­торые я мо­гу от­ве­тить, не кри­вя ду­шой.  Я го­ворю - ки­тай­ская, и ме­ня про­шиба­ет сле­за уми­ления от собс­твен­ной ис­крен­ности.  И опять за сто­лом про­бега­ет шо­рох одоб­ре­ния и во­зоб­новля­ет­ся же­вание, а два че­лове­ка вста­ют и за­яв­ля­ют, что хо­тят не­мед­ленно со мной вы­пить.  И мы вста­ём, чо­ка­ем­ся и вы­пива­ем, ко­неч­но, до дна.  И по­казы­ва­ем друг дру­гу, что вы­пито до дна, чтоб по-чес­тно­му.

          И сра­зу же, ко­неч­но, этот хмырь с чай­ни­ком под­ле­тел, как ош­па­рен­ный, и быс­тро на­пол­нил мою рюм­ку.  А тре­тий, са­мый глав­ный на­чаль­ник за­да­ёт мне са­мый ка­вер­зный воп­рос: по­чему?  По­чему, го­ворит, ки­тай­ская еда луч­ше, а?

          Ну, тут я ули­точ­ку свою быс­тро прог­ло­тил, ра­куш­ку сплю­нул и го­ворю:

          - Это по­тому, - го­ворю, что у вас за пле­чами мно­гове­ковая куль­ту­ра.  На­ша, - го­ворю, - аме­рикан­ская еда то­же че­рез пять ты­сяч лет бу­дет не ху­же. 

          Как толь­ко пе­ревод­чик за­кон­чил пе­рево­дить эту мою за­меча­тель­ную речь, тут сра­зу ещё три че­лове­ка, все на­чаль­ни­ки, вста­ли и за­хоте­ли со мной вы­пить до дна, что мы и сде­лали.

          А са­мый ти­хий на­чаль­ник мол­чал-мол­чал, сво­лочь, и вдруг под­ни­ма­ет свою рюм­ку, толь­ко не боль­шую, с жёл­тым ви­ном, а ма­лень­кую, бес­цвет­ную.  А в ней - страш­ная ог­ненная жид­кость гра­дусов под во­семь­де­сят, они её то­же ви­ном на­зыва­ют.  И вот, мер­за­вец под­ни­ма­ет это ору­дие пыт­ки и за­яв­ля­ет, что те­перь он лич­но же­ла­ет со мной вы­пить.  И мы, ко­неч­но, вста­ём и вы­пива­ем этот изу­митель­ный са­могон, от ко­торо­го сод­ро­га­ет­ся всё те­ло.  И тут же, ко­неч­но, слу­га под­ле­тел с дву­мя чай­ни­ками и быс­тро на­пол­нил обе мои рюм­ки, жёл­тую и креп­кую, чтоб, не дай Бог, не сто­яли пус­ты­ми.      

          Тем вре­менем на сто­ле уже ме­няли то ли де­сятое, то ли пят­надца­тое блю­до.  Обед под­хо­дил к кон­цу; по­дали суп в плос­ком фар­фо­ровом та­зу ог­ромно­го ди­амет­ра.  Суп был гус­той, и на нём бы­ло что-то вы­ложе­но и­ерог­ли­фами из тон­ких крас­ных кол­ба­сок.  На­вер­но, бы­ло на­писа­но "Пар­тия - наш ру­левой", а мо­жет, что-ни­будь про аме­рика­но-ки­тай­скую друж­бу.  Таз пос­та­вили на плат­форму, пок­ру­тили как сле­ду­ет, что­бы все ус­пе­ли про­честь эту суп­ную по­эзию, и унес­ли раз­ли­вать по та­рел­кам.  А ког­да по­дали та­рел­ки, все ки­тай­цы вдруг с ка­ким-то осо­бым ин­те­ресом и да­же, я бы ска­зал, с ли­кова­ни­ем ста­ли смот­реть, как я этот суп ем.  Толь­ко я прог­ло­тил пос­леднюю лож­ку, они на­чали до­пыты­вать­ся, из че­го, по мо­ему мне­нию, этот суп был сде­лан.  Я за­подоз­рил не­лад­ное и го­ворю:

-  Ох, уж не сви­нина ли? 

Тут ки­тай­цы мои окон­ча­тель­но воз­ли­кова­ли и разъ­яс­ни­ли, что суп­чик-то был из змеи.  Я сде­лал глу­бокий вдох, быс­тро под­нял креп­кую бес­цвет­ную рюм­ку, бла­го бы­ла на­лита, и зна­ками объ­яс­нил, что же­лаю не­мед­ленно вы­пить со всем кол­лекти­вом.  Мы вы­пили, и я не стал за­кусы­вать. Так по­малень­ку и от­тя­нуло.   

Еду про­дол­жа­ли по­давать, но ме­ня уже не так силь­но ра­дова­ли эти ска­зоч­ные блю­да - ни каль­ма­ры, пе­рело­жен­ные бам­бу­ком, ни плав­ник аку­лы, ни ма­лень­кие кра­бики в суг­ро­бе че­го-то бе­лос­нежно­го.  Под де­серт уже не пи­ли.  До­кушав­ши, все на­чаль­ни­ки ра­зом под­ня­лись и по­жела­ли сво­ему аме­рикан­ско­му дру­гу спо­кой­ной но­чи.

На­ут­ро я прос­нулся в стра­хе от ожи­дания го­лов­ной бо­ли.  Но ни­чего это­го не бы­ло - ни го­лов­ной бо­ли, ни тош­но­ты, ни про­чих, от­вра­титель­но зна­комых сим­пто­мов пох­мелья.  Вот она, ве­ковая куль­ту­ра, по­думал я и в оче­ред­ной раз с жа­лостью вспом­нил о нес­час­тной, сто­нущей по ут­рам Рос­сии.

Окон­ча­ние сле­ду­ет.